Худрук Подольского драмтеатра Олег Ефремов: о спектаклях и актерском юморе

Творческий вечер Подольского драматического театра. ФОТО>>

– Олег Олегович, как, с чего, с кого начинался Подольский драматический театр?

– До того, как Александр Михайлович Дюбанов (депутат Московской областной думы – прим. ред.) пригласил меня работать в Подольске, я преподавал в ГИТИСе 11 лет. Мы познакомились с Дюбановым, когда он был художественным руководителем дворца культуры «Октябрь», а я занимался там в театральной студии. Мне запомнился его спектакль «Живи и помни» по повести Валентина Распутина – скорее всего, это была дипломная режиссерская работа. Я не принимал в постановке участие, но она произвела мощное впечатление на меня.

Потом, в середине 1980-х годов, мы пытались сделать молодежный театр при горкоме комсомола, но по каким-то причинам не смогли. Тогда Дюбанов уже был председателем комитета по культуре администрации города. Прошло еще какие-то время, мы встретились и разговорились о том, что было бы здорово создать в Подольске театр.

Позже Дюбанов рассказал, что театр уже существует, так что он начинался без меня. Однако это не был профессиональный театр, так как в его труппе была только одна актриса со специальным образованием – Лена Ларина, которая сейчас в декрете. Все остальные актеры были «разноперые» – у кого один курс института культуры, у кого полтора, у кого вообще только мысли о том, что неплохо бы поучиться. Когда я принял театр, то получил все это «наследство». Помню, как 1 сентября 2010 года Александр Михайлович привез меня в Подольск и представил труппе.

– Как прошла ваша первая встреча?

– Я никого из них не знал. Познакомились. Рассказал, чего бы мне хотелось, как я представляю нашу дальнейшую работу. Сказал, что обязательно будут тренинги и занятия вокалом, хореографией. На это вся мужская часть коллектива сказала мне, что их не устраивает предложенный график работы. Они написали заявления об уходе, я их подписал, не раздумывая и с большой радостью.

В театре остались только пять девушек. Кстати, сейчас две из них в декрете, а другие уже не работают. Они начали буквально впахивать: два раза в неделю танцы, а еще тренинги по актерскому мастерству, по речи, по вокалу. Сначала мы занимались в ДК «Металлург» в микрорайоне Залинейный, к нам приезжали преподаватели. Место там было, конечно, ужасное.

Вот уже четвертый сезон наша студия находится в культурно-досуговом центре «Молодежный» на Силикатной. Сейчас в театре работают 17 артистов, в том числе на разовых ролях. Плюс свет, звук, административно-хозяйственный состав. Но людей не хватает, особенно завхоза и монтировщиков.

– Какие спектакли вы уже поставили?

– За это время сделали спектакль «Осколки» по пьесе «Жестокие игры» Алексея Арбузова. Также есть сказка «Тайны пиратского клада» и новогодние постановки. Также мы ставили «Женитьбушку» по мотивам произведений Николая Гоголя, но этот спектакль уже два года не идет по ряду причин. Я сделал «Плаху» по одноименному роману Чингиза Айтматова, спектакль продолжает идти и пользоваться популярностью. Сыграем его 14 апреля. Сейчас, в начале шестого сезона, начинаем играть «Двенадцатую ночь» по Шекспиру.

– Как театру живется без своего здания?

– Процесс рождения Подольского театра был достаточно трудоемким, не говоря о налаживании его работы. Все происходило непросто, потому что зритель не привык, что в городе есть свой театр, многие даже не знали о нем. Да и Силикатная – не очень удобное место, но постепенно люди привыкают и начинают приезжать.

Сложно, когда нет своего помещения, ведь театру нужно взаимодействовать со зрителями и создавать свое расписание. Театр – сложный механизм, и ему сложно уживаться в здании, где происходит какая-то другая работа.

– Есть ли перспектива получить собственное здание?

– Да, для нас важно дождаться своего помещения. Начало его строительства уже намечено на 2018 год. Сама по себе стройка не должна занять много времени, это вопрос даже не денег, а желания. Насколько я знаю, политическое решение уже есть, но необходимо решить различные проблемы. Ведь театр должен быть в центре города или рядом, а технические процедуры с землей – как правило, самые сложные моменты. Кроме того, построить театр – недешево. Помимо здания нужны специальные конструкции, механизмы сцены, свет и звук, это все очень дорого.

Надеюсь, строительство завершится до моей пенсии. Сейчас мне 51 год. Дело в том, что в 20 лет человек запросто соглашается на безбашенные затеи, ведь у него все в перспективе, ему хочется делать, строить, создавать. Когда приходишь в институт – столько креатива прет, выше крыши! Правда, умения еще нет. А потом умения все больше, а креатива все меньше. С возрастом мотивировать себя становится сложнее. Когда ты оказываешься в ситуации, что это нужно только тебе и больше никому, то запал пропадает. И ты в любой момент можешь сказать – ребята, мне же до пенсии чуть-чуть.

– Как ваша жизнь связана с Подольском?

– Со школьных лет я жил в Дубровицах, мама работала в ВИЖе – институте животноводства. В 1985 году, после армии, я поступил в ГИТИС, закончил его в 1989 году. Сейчас живу в Москве, а в Подольск езжу на работу.

– Как проходит ваш досуг вне театра?

– Вне профессии я скучный человек. Скучаю вместе с женой и собачкой, потому что дети уже выросли и живут отдельно. Сын Евгений – звукорежиссер и музыкант, помогает мне в театре. Дочь Наталья закончила Московскую академию хореографии, потом ГИТИС как драматическая актриса. Тоже помогает мне.

– В чем заключается помощь?

– Наш новый спектакль «Двенадцатая ночь» делал муж моей дочери, но это не было приглашением «по блату». Леонид Лавровский-Гарсиа – сын народного артиста СССР Михаила Лавровского, одного из лучших хореографов мира. Он последний ученик Юрия Любимова и единственный человек, которому жена Юрия Петровича доверила разобрать архивы великого режиссера. Леонид сам предложил материал для «Двенадцатой ночи», его решение показалось мне интересным, и мы с удовольствием занялись постановкой.

– Как вы участвовали в создании «Двенадцатой ночи»?

– Я к этому спектаклю практически не имею отношения. Это своеобразная работа, может быть, не очень близкая мне по эстетике. Но это нормально – мы с Леонидом абсолютно разные как режиссеры, и это тоже здорово! Ведь театр «одного режиссера» может стать немного скучным и надоесть зрителям. Да и артистам очень полезно иногда поработать с другим режиссером, а не только со мной.

Для коллектива театра «Двенадцатая ночь» стала первым опытом работы с другим режиссером. Я совсем чуть-чуть поучаствовал в постановке, когда Леонид уехал в Испанию. Перед премьерой начались официальные прогоны, и я немного подкорректировал спектакль по взаимоотношениям героев, но незначительно. По сюжету, после кораблекрушения близнецы Виола и Себастьян попадают в незнакомую страну, где начинаются их приключения. Леонид сокращал текст, мы следили, чтобы в нем не было слишком устаревших вещей – все-таки пьесе 500 лет, это большой срок. Кстати, моя дочь Наталья играет в спектакле Виолу.

– Вы планируете и дальше приглашать других режиссеров?

– Один мой давний товарищ по ГИТИСу предложил задумку спектакля, но я пока не знаю, сложится или нет. Я дал согласие, сейчас он ищет время в своем расписании, чтобы вписаться. Время покажет, получится у нас или нет.

– Это будет как-то связано с 235-летием Подольского уезда?

– Мы планируем затронуть эту тему в своем творчестве и сделать подарок для города, но я пока что не буду разглашать подробности.

– На этой неделе отмечается День смеха, а одним из символов театра являются две маски – плачущая и смеющаяся. Расскажите, о театральном юморе и розыгрышах.

– На самом деле, я не очень люблю эти приколы, это же работа. Есть такое понятие – «зеленый спектакль». Это когда режиссер не видит, а артисты устраивают «зеленку». Например, в цикле новогодних спектаклей последний может оказаться «зеленым», когда начинаются не запланированные в сценарии приколы. У меня в Иркутске была постановка «Царь-Девица», где богатырь приходил спасать девушку. Когда он по сюжету привиделся ей во сне, актер вышел на хореографическую композицию в балетной пачке.

Когда я был молодым актером, меня тоже иногда пытались разыграть. Но это сложно, я не «колюсь» на сцене, включаюсь в роль. А если артист «колется» – значит, он плохо прочувствовал спектакль. У нас в театре был один товарищ, который очень любил все эти затеи. Например, мог набить вазелином ноздрю и шмыгать носом, чтобы вазелин потек, и зрелище было соответствующее. И это во время какой-нибудь напряженной психологической сцены. Зритель этого не видел, а партнер мог начать «уплывать». Я на такие вещи никогда не велся.

Было, что и ботинки прибивали к полу в гримерке. Один раз я выбежал на сцену в носках. Ничего, отработал, только режиссер был в ужасе.

Сейчас я жестко слежу за всеми попытками розыгрышей, смотрю все спектакли. Я считаю, что если делать розыгрыши, то их нужно делать классно. Вот МХАТовские старики умели это.

– А вы сами когда-нибудь кого-нибудь разыгрывали?

– Как-то раз в армии разыграл всех по телефону. У нас всей транспортной системой заведовал полковник, который смешно говорил, покрякивая: «Ну что, чудотворцы, кхе-кхе». Я его пародировал и однажды чуть не поднял всю роту. Позвонил дневальному: «Кхе-кхе, Жернов говорит». Он: «Слушаю, товарищ полковник!» Я: «Значит так, роту ко мне, быстро к штабу, всем построиться по команде». Он: «Есть!» Потом слышу: «Рота, стройсь!» Такой переполох поднялся! Я снова позвонил: «Жернов беспокоит. Отбой!» Все назад побежали. Так и не раскрыли эту шутку. Несколько человек знали, но молчали, потому что влетело бы всем.

Однажды разыграл коллегу. Молодыми артистами мы играли «Аленький цветочек». Одна из актрис очень просто «кололась» – ее можно было развеселить, буквально показав палец. И вот я сделал себе грим под монгола и надел соответствующую шапку, и поменялся с артистом, который играл принца. Говорю в сцене: «Встань, открой глаза, Аленушка!» А она же знает голос партнера, поэтому удивленно поворачивается и вместо принца видит азиата. Что происходило дальше, трудно передать: она уползала за кулисы, хохоча.